Kyzylorda-News.kz

Казахстан 1 мая отмечает День единства народа, символизирующий дружбу и взаимопонимание между представителями всех казахстанских этносов.

При сталинском режиме в разные годы в Казахстан были депортированы целые народы, которых выгружали прямо из грязных вагонов в голой степи, безо всяких условий к существованию. По сути, история депортаций - это история появления многонационального государства.

По данным историка Жулдузбека Абылхожина, озвученных на лекции "Живая память", которая была организована культурологическим лекторием Open Mind, первым депортированным в Казахстан народом считаются поляки. Весной 1936 года с пограничных районов Украинской ССР было насильственно выселено 36 тысяч поляков, весной 1940 года и в начале 1941 года из Западной Белоруссии и Западной Украины депортировано еще примерно 60 тысяч, в 1942 году переселены две тысячи людей из Саратовской области. С 1937 года началась депортация корейцев из Дальнего Востока в Казахстан, большей частью в Узбекистан и частично в Таджикистан.

Если в 1926 году в республике было всего 46 корейцев, то в 1939 году насчитывалось уже 98 453 человека. С 1938 по 1939 год из приграничных районов Турции и Ирана переселяли иранцев и азербайджанцев. По словам историка, самой масштабной депортацией принято считать депортацию немцев. В Казахстан их было депортировано 445 тысяч человек, но, как отмечает Абылхожин, по факту немцев было намного больше.

Весной 1944 года были депортированы народы Северного Кавказа, самой крупной депортацией называется депортация чеченцев и ингушей. Операция по переселению носила название "Чечевица", которая проходила в очень тяжелых условиях: людей увозили в товарных холодных вагонах, предназначенных для скота, с собой можно было взять ограниченное количество вещей, многие умерли от голода и холода. По информации историка, в Казахстан прибыло 411 тысяч человек, в дороге умерло 1 272 человека.

В стране на 1 января 1953 года проживало: немцев - 448 тысяч, чеченцев - 245 тысяч, ингушей - 81 тысяча, карачаевцев - 36 тысяч, балкарцев - 17 тысяч, греков и турков - 38 тысяч, поляков - 36 тысяч, грузин - 44 тысячи, курдов - 5 530, татар - 2 511, армян - 575.

Абылхожин отмечает, что всего депортированных насчитывалось около миллиона человек. По мнению историка Павла Поляна, в СССР тотальной депортации (когда депортации подвергается не часть группы (класса, этноса, конфессии), а практически вся она полностью) были подвергнуты десять народов: корейцы, немцы, финны-ингерманландцы, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары и турки-месхетинцы. Из них семь - немцы, карачаевцы, калмыки, ингуши, чеченцы, балкарцы и крымские татары - лишились при этом и своих национальных автономий.

В той или иной мере, депортациям в СССР подверглось еще множество других этнических, этноконфессиональных и социальных категорий советских граждан: казаки, "кулаки" самых разных национальностей, поляки, азербайджанцы, курды, китайцы, русские, иранцы, евреи-ирани, украинцы, молдаване, литовцы, латыши, эстонцы, греки, болгары, армяне, кабардинцы, хемшины, армяне-"дашнаки", турки, таджики и другие.

“ 28 апреля 1936 года было подписано постановление Совета Народных Комиссаров № 776-120 о переселении поляков из Украинской ССР в Казахстан. Основной причиной выселения, как объяснялось в официальных источниках, было стремление ослабить этническую напряженность в этом регионе и избежать возможности пособничества фашистам в выступлении против советской власти.

Станислав Кулаковский из села Подольское Северо-Казахстанской области делится своей невыдуманной историей о депортации поляков в Казахстан. *Рассказ опубликован на страницах журнала "Ałmatyński Kurier Polonijny".

«Мои родители родились на Украине. В 1936 году мать переселили из Хмельницкой области Шепетовского района, села Городыще. Отец родился в Житомирской области, Емельчинском районе, в селе Катырыновка. Мать рано осталась без родителей, а мой отец - без отца. До депортации отец работал, как он говорил, в соседнем районе, в селе Боголюбовке, на хозяина. В 1936 году отцу было 28 лет, он хотел жениться, но хозяину, а вместе с ним отцу объявили о переселении в Казахстан. Его мать, три сестры и брат остались на Украине. Моя мама до 1936 года работала в Шепетовке. Встречалась с парнем, они вместе работали на сахарном заводе. Хотели пожениться. В один из вечеров, когда жених провожал ее домой, к мостику через речку подъехал "черный воронок", его арестовали и увезли. За что, куда - неизвестно.

Депортировали маму с семьей старшего брата. По распределению на железнодорожной станции Тайнча отца направили в точку № 2, впоследствии село Донецкое. Маму - в точку № 4, названную позже село Подольское. Здесь, в Казахстане, родители познакомились и вскоре поженились. Отец переехал жить в Подольское, где они прожили всю свою жизнь. Дальнейший мой рассказ о родителях похож на судьбы всех депортированных.

В конце мая 1936 года объявили о переселении. На сбор дали три дня. Разрешалось брать с собой все: коров, кур, коз, лошадей. Через три дня подогнали подводы и повезли на железнодорожную станцию в сопровождении верховых милиционеров. Утром прибыли на станцию прямо на погрузку. На путях стояли телячьи вагоны с раздвижными дверьми, четыре узких окна вверху. Загружали людей по 10-15 семей в один вагон. С собой в вагон можно было взять только постель, остальные вещи были сложены в конце эшелона. Скот, домашний скарб - в последние вагоны. В каждом вагоне по одному милиционеру, а станция оцеплена людьми в форме.

Мама рассказывала, что в ходе посадки женщины плакали, кричали, а особенно перед самой отправкой плакали не только женщины, дети, старики, прощаясь с родным домом, с родными краями, но и взрослые мужчины, не раз уже сталкивавшиеся с трудностями. Ехали долго, поезд часто останавливался. Остановки короткие - накормить, напоить людей и скот - в конце эшелона цистерна с водой. Во время остановки люди в поле разводили костры, готовили горячую пищу. У сопровождавших милиционеров были свистки. Услышав два свистка и команду "по вагонам", люди бросали все и бежали в вагоны.

В начале июня поезд прибыл на станцию Тайнча в Северном Казахстане. Прозвучала команда "разгружаться". На станции стояли большие зеленые палатки, подводы, запряженные лошадьми, быками, машины-полуторки. Когда из поезда выгрузили последние вещи, эшелон уехал. Как вдруг небо потемнело, заревел скот, люди заволновались, стали плакать. "Конец света!" - запричитали старушки. Оказывается, это было солнечное затмение. От станции Тайнча переселенцев отвезли за 20 километров в степь. Везли степной дорогой, кругом ковыль, в небе жаворонки, целые поляны земляники, ни деревца, ни тени, ни строений. Такого на Украине люди никогда не видели. Выгрузили в голой, бескрайней степи у единственного колодца, где были вбиты лишь колышки. Мама, как уже говорилось выше, попала в точку, где был вбит колышек с цифрой 4, а отец - с цифрой 2.

На обустройство дали три дня, установили палатки. Палатки белые, которые могли защитить лишь от солнца, и большие - зеленые. Сначала жили в палатках, но практически сразу же стали строить землянки. В одной землянке проживали две-три семьи, примерно 12-20 человек.

Для того, чтобы приготовить кушать, копали яму из дерна делали печку. Топили бурьяном и кизяком (высушенный навоз животных), который собирали в степи и неподалеку от старых сел. На четвертый день сбор у комендантской палатки. Здесь представили троих стрелков и коменданта, который сказал: "Забудьте о возвращении!" - и сразу предупредил, что зимы здесь очень суровые, морозы до 40-50 градусов, страшные бураны, каких на Украине никогда не видели. С этого дня глава каждой семьи должен был один раз в неделю отмечаться в комендатуре. А на работу надо было выходить всем, кроме кормящих матерей. Здесь же была поставлена задача построить жилье, школу, больницу, сарай для скота. Люди недоумевали: как и из чего строить? Тут же на земле был начерчен эскиз "двухквартирного дома" - "сталинки". Строили из самана (сушеный на солнце кирпич, сделанный из глины и сухой травы). Таким было начало основания нашего села, значившегося "точкой № 4". А всего таких точек в нашем бывшем Чкаловском районе Кокчетавской области было 13.

В первые месяцы умирало очень много людей, особенно дети. Хоронили родных и близких в степи, не имея возможности поставить крест - не из чего было. Рядом с нашим селом был казахский аул - соседи нечасто наведывались - опасались властей, да и языковой барьер мешал. Зато дети быстро наладили отношения, наши дети учили казахских русскому языку, а они угощали куртом и баурсаками. Казахи приезжали в село (спецпереселенец не имел права без пропуска выходить за пределы села), и переселенцы меняли свои вещи на хлеб, на продукты питания, строительные материалы. Переселенцев местные жители не обижали, наоборот, старались хоть чем-нибудь помочь. Относились дружелюбно. Мальчишки, познакомившись со сверстниками-аульчанами, дружили, поддерживали отношения.

В первые годы войны мужчин из переселенцев на фронт не брали, они были мобилизованы в трудармию. В основном в Нижний Тагил. Как рассказывал отец, в трудармии давали скудный паек, хлеба давали очень мало, и это все при тяжелом физическом труде. Люди умирали от тяжелого труда и от истощения.

Мне хорошо запомнилось, когда к Рождеству, как у нас говорили, на вигилию, мама готовила рыбные блюда. Мы, дети, им очень радовались, а отец не хотел есть рыбу, а особенно камбалу. Я никак не мог понять - почему? Ведь рыбные блюда у нас на столе встречались нечасто. Ел и камбалу, мне она очень нравилась, была очень вкусной, а главное - мало костей, а отец на нее даже не хотел смотреть. Вначале мы думали, что отец специально не ел, чтобы нам больше досталось. После неоднократных расспросов отец ответил: "Я ее в трудармии наелся на всю свою жизнь".

После мобилизации в трудармию в селе остались престарелые мужчины, женщины, дети. Вся тяжесть легла на их плечи. Подростки в возрасте 13 лет тоже обязаны были трудиться. День и ночь от мала до велика все трудились для фронта. Тыл помогал фронту чем мог: вязали носки, шили рукавицы. Возросли налоги: на танковую колонну, военный налог. Надо было сдавать топленое масло, мясо, яйца, кожу.

Когда отца мобилизовали, мама осталась одна с тремя малыми детьми. Нужно было платить налоги и растить детей. Тех, кто не платил налоги, вызывали после работы в контору, в сельский совет, где комендант, председатель сельского совета требовали сдачи налогов, спрашивая: сколько сдашь и когда. Маму тоже вызывали, она объясняла, что муж в трудармии, живет с тремя детьми очень бедно. В очередной раз ее вызвали в контору к уполномоченному, который предложил посмотреть, как она живет. А жила она очень бедно с тремя детьми, в хозяйстве была одна лишь корова-кормилица. Маме предлагали продать корову и заплатить налог. Посмотрев, он сказал: я такого не ожидал никогда, даже не мог подумать. Мать, продашь корову - потеряешь детей, сохранишь корову - спасешь детей. Сказав это, ушел.

Мама собирала молоко, делала сыр, масло для продажи в Тайнче или у проходящих поездов. Оставив детей, ночью 20 километров пешком шла к поезду и продавала. Также обратно возвращалась пешком домой, не оглядываясь, потому что хорошо знала, что ее никто не подвезет. Таким образом платила налоги. В очередной раз продала масло и возвращалась домой, ее остановили милиционеры для выяснения личности. Спросили фамилию. Кулаковская - значит, из кулаков. Куда? Зачем? Мама объяснила. Пока отпустили, времени прошло достаточно. Естественно, мама очень переживала за детей. Пришла домой, когда соседи уже были на работе, а она просила их присмотреть за детьми. Со старшими все было в порядке, а младший лежал и только всхлипывал. Что ни делала, он умер.

Мама очень плакала, упрекала себя. Его она очень любила, он был смышленым, веселым, красивым и кудрявым мальчиком. Много раз я с волнением слушал это воспоминание, как мама себя корила, упрекала, как переживала, как остановили милиционеры, как пришла домой, а он, Витя, уже только всхлипывал. Последний раз это воспоминание слушал в конце ноября 1980 года, а 7 декабря 1980 года мамы не стало. Так с этой своей болью она ушла из этого мира.

В 1946 году мама вынуждена была все же продать корову. В этом году стали возвращаться выжившие трудармейцы, в том числе и наш отец. С Нижнего Тагила до Тайнчи он доехал поездом. Дальше до села пешком. Доходя до речки Чаглинки, отец увидел мужчину и женщину, ведущих за собой на веревке корову. Он сразу узнал свою корову. Начал расспрашивать: где и у кого купили? Когда они ему рассказали, отец сказал, что он муж этой женщины и хозяин этой коровы. Отдав им деньги и забрав корову, вернулся с ней домой. Была великая радость: отец и кормилица вернулись!

В 1947 году разрешили уехать на Украину. Многие этим воспользовались. Хотел уехать старший брат матери, но никак не мог продать дом. Решил его оставить и ехать. Приехав в Тайнчу, билетов не купили, и их вернули обратно, так как разрешение на выезд уже отменили. У дяди 8 июля 1936 года родилась дочь, ее назвали Надя - надежда на возвращение. Но этой мечте не суждено было осуществиться.

В 1956 году отменили комендантский надзор. Последующие законы, связанные с реабилитацией депортированных поляков, приняты уже после смерти родителей. Спецпереселенцы пережили голод, холод, страдания, унижения, смерть близких людей. Не раз задавался вопросом: почему в таких условиях люди выжили, основали село, колхоз, воспитали детей, сохранили, несмотря ни на что, свои обычаи, традиции, культуру? Ответ таков: жили дружно, помогая друг другу во всем.

“ Согласно решению Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/734 от 21 августа 1937 года "в целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край, провести следующие мероприятия: … выселить все корейское население пограничных районов Дальневосточного края: Посьетского, Молотовского, Гродековского, Ханкайского, Хорольского, Черниговского, Спасского, Шмаковского, Постышевского, Бикинского, Вяземского, Хабаровского, Суй-фунского, Кировского, Калининского, Лазо, Свободненского, Благовещенского, Тамбовского, Михайловского, Архаринского, Сталинского и Блюхерово и переселить в Южноказахстанскую область, в районы Аральского моря и Балхаша и Узбекскую ССР". Депортация корейцев объяснялась тем, что 7 июля 1937 года японские войска вторглись в Китай, а Корея была в то время частью Японской империи.

Юрий Ким, Клара Ли и Анатолий Ким вспоминают трагическую страницу истории из жизни корейцев. *Истории записаны Валерием Калиевым для арт-проекта "1937: Территория памяти - Жоктау, автор видео-монтажа: Алуа Сулейменова, автор фотографий: Валерий Калиев.

“ Это было в 1937 году, был хороший солнечный день, переселяли нас примерно в первой декаде сентября. Моей сестре было тогда 16 лет, мне - девять лет, у нас еще было два брата.

Домашних вещей много было, целая машина почему-то. Пришли сослуживцы отца, они все это сложили, правда, на сборы дали очень мало времени, 24 часа всего лишь. Сослуживцы были очень добрые, много сухарей нам дали, хлеба. Нас погрузили, привезли на станцию и началась посадка, но отца все не было. Мы сидели, мать не знала, что делать. Все кинулись в эшелон... По головам лезли, а мы в это время сидели и сидели, и наконец, к вечеру пришел отец. Отец приехал со своим отцом, с моим дедом, со своим младшим братом и с бабушкой. Дед наш был очень образованным, он дважды был раскулачен, в селе был одним из грамотных людей, по рассказам, был купцом.

Рассказывали, что многие эшелоны в степи просто выбрасывали. Но наш эшелон, который пришел, более менее организовано встретили, подали на станцию машины, привезли, не на улицу выбросили, правда, как селедки набитые были, но хоть в тепле. Потом развозили. Как я помню, нас привезли на станцию "Сортировка" в Караганде. По описанию других переселенцев, в Караганду пересилили четыре эшелона. Ехали мы почти что два месяца в товарняке. Когда привезли на станцию "Сортировка", там был распределительный пункт, нас повезли в совхоз "Свердлова", жили в очень маленьком домике на 11 человек. Отец устроился бухгалтером в совхозе. Так мы оказались в Казахстане.

Клара Ли:

“Мне было шесть лет, когда нас выселяли из Посьетского района Приморского края, мама была многодетной, нас было семеро детей в то время. Когда объявили о переселении, случилось все как-то быстро, мама бегала собирала вещи и укладывала чемоданы. Клара Ли Нас переправляли еще через какую-то реку, мы переплывали на пароходе. Мы лежали, была такая качка, нас так тошнило. Тоже нас было так много, лежали на полу. Мы приплыли, не знаю куда, и оттуда нас погрузили в товарные вагоны. Было много семей, все были многодетные в то время корейцы. С маленькими детьми, с грудными... Мы ехали на товарняке, на полу. Мы ехали очень долго, сколько дней, не помню даже. Как нас кормили, не знаю, но это была беднота такая. Мы выжили, но все трудности легли на плечи наших родителей, конечно. Переселение было неожиданным. У кого свиньи были, у кого-то коровы, и это нужно было куда-то реализовать и все это за бесценок они сдавали государству. Все оставили, собрали чемоданы свои и уехали. Сколько у нас было чемоданов, но нас обворовали еще по дороге, даже документов не осталось. Потом нам по зубам определили возраст. Когда мы сюда приехали, впервые я здесь в Караганде увидела снег. Это была осень. Вот это я помню.

Анатолий Ким:

Нас считали за японских шпионов. Озеро Хасан (на юге Приморского края) недалеко от нас было. Анатолий Ким Переселяли нас в 1937 году, еще тепло было, где-то осенью, может быть, в сентябре-октябре. Приехали солдаты, увезли на машинах, посадили в эшелоны. Туда, где мы жили, русских заселяли. Я помню, что нас везли через Байкал на корабле. Помню, что нам очень плохо было, качка такая жуткая была. А потом опять посадили в эшелон и привезли в Казахстан. На какой станции нас высадили, уже не помню. Помню только то, что нас встречали наши казахи, женщины с большими казанами, в которых жарили кукурузу. Мы были такими голодными. В поезде нас обокрали, украли все вещи.

“ В 1942, 1944 и 1949 годах греки советского Черноморского побережья (Краснодарского края), Кавказа и Закавказья были высланы в Сибирь и казахстанские степи. Исследователь Иван Джуха в своих книгах отмечал, что депортированных греков доставляли в Казахстан в течение восьми лет. Их везли в товарных вагонах, предварительно передав все их имущество населению, не попадавшему "под постановление".

По некоторым оценкам, количество греков, насильно переселенных в Казахстан, на Урал, в Сибирь и другие регионы - от 60 до 80 тысяч человек.

Георгий Иорданиди Председатель общества "Элефтерия":

Сам по себе факт депортации для человека очень сложен: тебя везут в товарном вагоне неизвестно куда, не объясняя причин и дав на сборы два-три часа. Для многих этот путь стал последним. Депортируемые, основную часть которых составляли женщины, дети и старики, болели и умирали. И если добавить к этой трагедии еще события, происходившие в 1937 году, когда почти все мужское население греков было брошено в тюрьмы, то стойкостью и мужеством старшего поколения представителей греческой диаспоры можно только восхищаться. Осваивая новые места обитания, греки старались быстрее адаптироваться к несвойственным для них климатическим условиям: очень жаркому лету и суровой зиме. В те тяжелые годы огромную помощь грекам оказали казахи. И вряд ли сегодня найдется хоть один грек - житель Казахстана, который не испытал бы на себе эту помощь и гостеприимство. Греки всегда будут об этом помнить.

Я не люблю жаловаться на жизнь, какие бы неприятные сюрпризы она ни преподносила. Но, конечно же, и мне довелось узнать, что такое репрессии. В школе меня приняли в октябрята, потом в пионеры, но комсомольцем стать так и не довелось. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я начал учить устав, но мне явно дали понять, что в рядах ВЛКСМ места для депортированных греков нет.

Пятилетним ребенком я вместе с родителями работал на табаке. В детский сад меня устроить возможности не представилось, и поэтому мама каждое утро брала меня с собой на работу. Таких, как я, набиралось не так уж мало. Поначалу мы играли, бегали друг за другом, а потом начали помогать родителям. Я очень рано понял, что человек должен трудиться.

У моей семьи была возможность покинуть Казахстан. Мама получила приглашение от своих родственников. Но уехать могла лишь она, ее муж и ее дети. А у папы были братья и сестры. Он отказался уезжать без них. Потом мы не уехали по причине смерти бабушки. Куда уезжать и зачем? Чтобы получить достойную работу в Греции, необходимо подтвердить диплом. Сделать это без знания языка невозможно. А пока будешь изучать греческий, тебе и твоей семье нужно на что-то жить.

“ В два часа ночи 23 февраля по кодовому слову "пантера" началась операция "Чечевица" - депортация чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР. Решение депортировать чеченцев и ингушей Президиум Верховного Совета СССР мотивировал тем, что "в период Великой Отечественной войны, особенно во время действий немецко-фашистских войск на Кавказе, многие чеченцы и ингуши изменили Родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в ряды диверсантов и разведчиков, забрасываемых немцами в тыл Красной Армии, создавали по указке немцев вооруженные банды для борьбы против советской власти, а также учитывая, что многие чеченцы и ингуши на протяжении ряда лет участвовали в вооруженных выступлениях против советской власти и в течение продолжительного времени, будучи не заняты честным трудом, совершают бандитские налеты на колхозы соседних областей, грабят и убивают советских людей".

Султан Оздоев, руководитель лаборатории нефти и газа Института геологических наук имени К.И.Сатпаева и председатель Ингушского культурного центра, делится своими воспоминаниями о том непростом времени.

«Когда проходила депортация, я был маленьким. Поэтому я могу судить о том времени лишь по воспоминаниям своих близких.

В 1944 году 22 февраля вечером по радио объявили о том, что идет слух о выселении чеченцев и ингушей. Ночью 23 февраля уже ввели войска. Через некоторое время стало понятно, с какой целью они прибыли. Мужчин забрали, сказав, что они "пойдут на собрание", а когда рассвело, военные обошли дома и объявили, что на сборы дают 30 минут. Мы поняли, что нас куда-то повезут. Нам не дали возможности даже собраться, народ в спешке брал все, что попадало в руки. Погрузили нас в товарные вагоны, совершенно не приспособленные для перевозки людей: не было ни ступенек, ни сидений, ни отопления, ни туалета. Вместо окон - маленькие люки. Через щели со всех сторон задувал холодный ветер. Вагоны набивались битком.

Перед войной отец с матерью умерли. Нас осталось шестеро детей, и мы тоже были из числа тех людей, которых депортировали. Мне было на тот момент три года. Эшелоны шли долго. Изредка давали баланду, поначалу мы ее не ели, но потом пришлось. Туалета не было, многие девушки не в силах были преодолеть стыд, терпели до конца и умирали от разрыва мочевого пузыря. Хоронить их не разрешали, просто вытаскивали тела и укладывали на железнодорожную насыпь.

Нас выгрузили прямо в степи, правда, местная власть встречала на гужевых повозках и потом распределяла по совхозам. Нас определили в село "Ключи" в Акмолинской области, мы жили у русского мельника. Наша семья как-то выжила. Шла война, местное население тоже бедствовало. Некоторые семьи, видя такое бедственное положение, уходили в степь, зарывались в соломе и умирали, чтобы не видеть смерть своих близких.

Когда мы прибыли в Казахстан, здесь мы тоже были под жестким военным контролем. На хорошие должности нас не принимали, в высшие учебные заведения тоже, в армию не брали. В таком положении мы находились вплоть до 1957 года.

На моей памяти мы поменяли где-то девять квартир, платить было нечем, видимо, нас выгоняли. Все наше имущество помещалось на одни санки, сестры шли впереди, я сзади их толкал. Я запомнил это детство.

На казахстанской земле кем я только не работал: и водителем, и сапожником, и грузчиком, а когда здоровье стало уже шалить, я решил закончить десять классов, а потом поступил в политехнический институт, после учебы меня пригласили работать в Институт геологических наук имени К.И. Сатпаева. И вот с 1967 года я сижу за этим столом, я прошел все ступени становления, от инженера до руководителя. Такая моя судьба. Многие вставили на ноги в Казахстане».